Дата: 07.04.2025 Автор статьи: sntz01, Дмитрий Великий
1. Учения?
22 сентября — дата, которую стоит вписать в календарь как настоящий «День чекиста», вытеснив привычное 20 декабря — день основания ВЧК в 1917 году.
Именно в этот день, в 1999 году, в городе Рязани произошёл загадочный и зловещий эпизод, вошедший в историю как «инцидент в Рязани». Вечером 22 сентября бдительные жильцы дома №14/16 по улице Новосёлов заметили подозрительную активность в подвале. В результате были задержаны люди, закладывавшие в здание мешки с веществом, которое первоначально идентифицировали как гексоген — мощное взрывчатое средство.
Власти поспешили заявить, что это были всего лишь «учения», но слишком много в этой истории не сходилось. И слишком многое указывало на то, что эти «учения» могли оказаться частью куда более мрачного сценария.
Вполне достаточно, чтобы утром большинство жильцов этого дома уже не проснулись…
Но им повезло. Смерть, которая уже стояла у двери, была остановлена благодаря бдительности одного человека — Алексея Картофельникова, жителя дома на Новосёлов.
Именно он заметил троих подозрительных мужчин, которые под покровом ночи таскали какие-то мешки в подвал. Их действия показались ему странными, и он сделал то, что часто становится решающим — позвонил в полицию. Этот звонок, как выяснилось позже, спас десятки жизней.
Задержать подозреваемых на месте не удалось, но мешки с подозрительным содержимым остались. Спустя считанные минуты началась срочная эвакуация: жителей, как были — в халатах, тапочках, нижнем белье — выгоняли на улицу. Ночь они провели в соседнем кинотеатре, пытаясь осознать, что произошло.
Одна из женщин, Алла Савина, в слезах и истерике умоляла пустить её обратно — в квартире осталась её парализованная мать. Но силовики были непреклонны:
— Дом заминирован!
На следующий день, 23 сентября 1999 года, пресс-центр МВД РФ подтвердил самое страшное: экспресс-анализ показал, что в мешках находился гексоген — тот самый, который недавно разрушил два жилых дома в Москве (8 и 13 сентября). Тогда погибли более 200 человек. Стало ясно: Рязань чудом избежала новой трагедии.
Новость моментально облетела страну. В областном УВД и местном управлении ФСБ — переполох. Всего через пару дней вычислили съёмную квартиру, где остановились подозреваемые. И тут, когда казалось, что дело раскрыто, из центра, с Лубянки, последовало сенсационное заявление:
Это были не террористы. Это были… сотрудники ФСБ.
Не гексоген, а сахар. Не теракт, а учения.
Целью, как объяснили позже, была «проверка бдительности населения». Так в лексикон вошло новое выражение — «рязанский сахар», ставшее символом государственной лжи, за которой скрывалась смертельная игра.
2. Маленькая победоносная война
Началось всё за полтора месяца до Рязани. Летним днём, 9 августа 1999 года, примерно в 12:40 по московскому времени, страна затаила дыхание у экранов телевизоров: президент Борис Ельцин обратился к нации. В коротком, но громком заявлении он сообщил россиянам, что наконец нашёл себе преемника. Им стал малоизвестный чекист — Владимир Владимирович Путин, до того возглавлявший ФСБ.
— Я в нём уверен, — произнёс Ельцин, словно передавая эстафету своей власти. Он назначил Путина премьер-министром. До президентских выборов оставалось семь месяцев. Новый «наследник» должен был успеть проявить себя, завоевать доверие, стать лицом «новой стабильности». Но как?
Страна находилась в экономической агонии после дефолта 1998 года. Цены на нефть — на историческом дне. Ельцин, когда-то любимец народа, к концу десятилетия превратился в посмешище. Его поддержка скорее дискредитировала, чем помогала.
Как же продвинуть в президенты человека, о котором никто ничего не знал? Человека, которого нужно было легитимизировать, чтобы он после выборов мог гарантировать покой и неприкосновенность уходящей кремлёвской семьи?
Рецепт был стар как сама власть. Ещё в 1904 году министр внутренних дел Российской империи Вячеслав фон Плеве говорил:
— Нам нужна маленькая победоносная война, чтобы удержать общество под контролем.
Правда, тогдашняя война с Японией оказалась и не маленькой, и не победоносной. Но теперь выбрали нового, «удобного» противника — Чечню.
И вот, за два дня до назначения Путина, 7 августа 1999 года, обострилась ситуация в Дагестане. Из Чечни вторглись около 400 боевиков под командованием Басаева и Хаттаба. Они захватили пять отдалённых сёл в Ботлихском районе. На следующий день, 10 августа, «Исламская шура Дагестана» распространила декларацию о восстановлении Исламского Государства Дагестан.
Ответ Путина не заставил себя ждать:
— Мы подготовили комплекс мер по поддержанию порядка и дисциплины в республике, — прозвучало с экранов.
Фактически боевики удерживали лишь несколько приграничных деревень. Даже с учётом всех их сил — около двух тысяч человек — ни о каком захвате Дагестана не могло быть и речи. Но повод был создан. И он оказался крайне удобен для раскрутки нового «спасителя нации».
С этого момента Владимир Путин не покидал телеэкраны. Его образ стремительно наполнялся военной решимостью, жёсткостью, «собранностью». Стране показывали не личность кандидата, не его взгляды или программу — а войну. Кадры боевых действий, дымящиеся высоты, колонны бронетехники. Только война. Только борьба с терроризмом.
Боевые действия в августе-сентябре 1999 года ещё не были второй чеченской войной. Это была локальная операция по освобождению нескольких сёл, затянувшаяся из-за сложного горного рельефа. Чтобы вернуть хотя бы три из пяти захваченных деревень — Ансалту, Рахату и Шодроду — нужно было взять стратегическую высоту с говорящим названием «Ослиное ухо». Безлесая, каменистая гора, возвышающаяся на 500 метров над ущельем, стала символом затянувшегося боя. Одно её штурмование заняло почти две недели.
С момента начала боевых действий в Дагестане Путин не слезал с телевизора, педалируя тему «борьбы с терроризмом».
Никакого реального обсуждения личности кандидата в президенты, кого ж там Ельцин выбрал себе в преемники, его биографии, программы – НЕ было. Только война и кадры боевых действий.
Но для победы на выборах «Ослиного уха» было мало. Нужен был масштаб. Нужна была большая, громкая война. Проблема заключалась в том, что российское общество на тот момент не хотело возвращения в Чечню. После первой войны 1994–1996 годов Чечня фактически отделилась, и большинству россиян было всё равно — отделились, так и быть. Пускай.
Кроме того, все уже знали, что такое Чечня. Это не пара «террористов в горах». Это адская мясорубка. Это кровь. Это зверства. Это гробы. И снова — призывники. Молодые парни, которым только исполнилось восемнадцать, и которых родители растили, надеясь на жизнь, а не на смерть. И эта смерть уже подступала к ним.А значит, молодой парень, которого отец с матерью растили 18 лет, может закончить свою молодую жизнь так:
А то и вот так:
Нужна была война. Но не ради Дагестана
С военной точки зрения — не было абсолютно никакой необходимости начинать вторую чеченскую войну осенью 1999 года.
К 15 сентября боевиков Басаева и Хаттаба уже выбили с дагестанской земли. Операция была завершена. Россия могла остановиться. Могла ограничиться блокадой Чечни, как Израиль ограничивает сектор Газа: изоляция, контроль границ, локализация угрозы — без ввода войск. Это был бы рациональный, экономный, человеческий путь. Но его не выбрали.
Потому что тогда не выбрали бы и Владимира Путина.
Не было бы «моста имени Кадырова». Не было бы миллиардных подрядов для Ротенбергов. Не было бы нефтяной империи Игоря Сечина и его яхты за 150 миллионов долларов. Не возник бы гигантский теневой капитал, записанный на виолончелиста Ролдугина. Не переехала бы в Кремль питерская уголовно-чекистская группировка.
Чтобы всё это стало возможным — нужна была война. Но не оборонительная, не реактивная. А спланированная, наступательная, политическая. Нужна была встряска. Шок. Страх.
Нужно было, чтобы Басаев — или тот, кого покажут как Басаева — постучал в каждый российский дом. Чтобы люди дрожали за своих детей. Чтобы ненавидели чеченцев. Чтобы хотели мести, а не мира.
И тогда — появился Он. Человек в костюме и с военной жёсткостью в голосе. Владимир Путин.
«Спаситель».
«Наводящий порядок».
«Без лишних слов».
Так создавался образ президента. Не из идей и не из программы. А из ужаса и крови.
Взрывы
А потом в России начали взрываться дома. Обычные многоэтажки. Соседние квартиры. Дома, где спали семьи, где засыпали дети в пижамах, где на кухне остывал чайник. Их взрывали по ночам — когда никто не ожидал. Чтобы не было шанса спастись. Чтобы утром осталась только пыль, обломки, и страшная тишина под завалами, нарушаемая криками спасателей.
Так, как в терроре — внезапно, жестоко, массово.
И вместе с этой серией чудовищных преступлений в лексикон миллионов россиян впервые ворвалось слово, до того знакомое лишь специалистам по взрывчатке — гексоген.
Но с приходом Владимира Путина россияне узнали не только про гексоген.
Они узнали про полоний — редкий радиоактивный элемент, которым отравили Александра Литвиненко в Лондоне.
Про мельдоний — препарат для «успешных» спортсменов, уличённых в допинге.
Про кооператив «Озеро» — из которого вышли будущие миллиардеры, министры и генералы.
И даже про гельземиум изящный — экзотическое растение, которое, добавленное в чай, вызывает «естественный» инфаркт при первой физической нагрузке. Им, по странному совпадению, отравились свидетели по делу Магнитского, а также в 2016 году — двое сотрудников российского антидопингового агентства, работавшие в тесной связке с ФСБ. Они «исправляли» пробы российских спортсменов на Олимпиаде в Сочи.
Но вернёмся в 1999-й. В тот год всё только начиналось.
Первый взрыв прогремел 4 сентября, менее чем через месяц после того, как Ельцин назначил Путина своим преемником.
Местом преступления стал город Буйнакск, Дагестан. Поздним вечером у пятиэтажного дома, где жили семьи военнослужащих, взорвался грузовик, начинённый тремя тоннами самодельной взрывчатки — смесью алюминиевой пудры и селитры.
Взрыв был такой силы, что здание сложилось, как карточный домик. Погибли 64 человека. Пострадали ещё 37 домов в радиусе двух кварталов. Это был только первый акт.
Настоящий кошмар был впереди.
Москва. Гурьянова
8 сентября 1999 года, всего через четыре дня после Буйнакска, в полночь — в столице.
В Москве, в спальном рабочем районе Печатники, на улице Гурьянова взлетел на воздух целый подъезд жилого дома.
Панельная девятиэтажка — типовая, ничем не примечательная. Такие дома стоят по всей России — от Калининграда до Владивостока. Это был дом, в котором жила обычная Россия.
Взрыв произошёл в 00:02. Люди спали. Никто не успел ничего понять. Дом сложился за секунды.
106 человек погибли на месте. Ещё 690 — ранены.
На месте трагедии — снова следы гексогена. Снова тротил.
И снова — взрыв по ночам, в мирной стране, без войны.
Панельная конструкция здания спасла некоторых: не всё обрушилось сразу, кого-то завалило плитами, и спасатели смогли достать выживших из-под завалов. Но большая часть жильцов погибла мгновенно — без шанса.
Россия была в шоке.
Это был не теракт где-то далеко. Это было у тебя под окнами. На твоей улице. В твоём подъезде. Это был сигнал: никто не в безопасности.
Паника начала нарастать.
Общество требовало ответов.
А власть готовила следующий удар.
Террор как спектакль. Смерть как аргумент
Россия ещё не успела оправиться от ужаса в Буйнакске, как 8 сентября произошёл следующий удар — Москва, улица Гурьянова, район Печатники.
В полночь — когда город спал — взлетел на воздух целый подъезд.
106 погибших. 690 раненых.
Следователи обнаружили на месте гексоген и тротил. Террористы снова били точно, хладнокровно, без предупреждений.
Это был террор ночи. Он был рассчитан на эффект шока, ужаса, паралича. На абсолютную беспомощность перед слепой смертью.
Панельный дом частично устоял, кого-то спасли бетонные перегородки, но большинство людей оказались похоронены в своих кроватях.
Вот что писала «Комсомольская правда» в репортаже с места трагедии (10.09.1999):
«Оставьте меня. Там моя дочь. И я ее раскопаю. Если она умрет, то зачем я здесь, зачем меня вытащили», — кричит женщина в ночной рубашке, простоволосая, в крови. Она рвёт пальцы о бетон, срывая ногти, пытается сдвинуть плиту, чтобы добраться до тела своего ребёнка.
А вот строки из «Коммерсанта» того же дня:
«Женщина клеит бирки на трупы: „Московская городская прокуратура“, — читается на них. Пять тел — изуродованные, обгоревшие — лежат на носилках и на траве.
— Да помогите же кто-нибудь! — кричит судмедэксперт. — Подержите ногу, чтобы не оторвалась, пока я прикреплю бирку.
— Беременная она была, — говорит второй. — Месяцев шесть, не меньше…»
А потом — 13 сентября, новый взрыв. Москва, Каширское шоссе, дом 6, корпус 3.
Дом был кирпичный. А значит — никаких шансов.
Все погибли. Стены не складывались — они рассыпались в пыль. Местом, где недавно были кухни, спальни, ванные, стала серая груда щебня и тел.
Снова гексоген. Снова ночь. Снова без предупреждения.
«Московский комсомолец» в номере от 15 сентября публикует статью с жутким названием:
«На войне как на войне». И пишет:
«На подъездах дежурят граждане. Подвалы проверены. Самые нервные уезжают из города, забирают стариков и детей на дачи. Ночевать в Москве теперь страшно.
Источники в правоохранительных органах предполагают: теперь будут взрывать не дома, а автомобили. Например, „Газель“ — в неё может войти до 200 кг гексогена. Эффект — не менее разрушительный».
Они угадали. Ждать пришлось всего один день.
16 сентября 1999 года, Волгодонск. 5:57 утра.
Во дворе обычного жилого дома № 35 по Октябрьскому шоссе взрывается грузовик, начинённый кустарной взрывчаткой — смесью алюминиевой пудры и селитры. Тот же рецепт, что в Буйнакске. Те же почерк и логика.
19 убитых. Среди них — двое детей.
89 раненых. Дом частично сложился, часть жильцов выжила только потому, что грузовик стоял сбоку, а не вплотную к несущей стене.
Теперь было очевидно: это не серия случайностей. Это — спланированная кампания ужаса.
Враг — повсюду. Убийца — невидим.
И только один человек появлялся каждый вечер на телеэкранах, обещая порядок, жёсткость и «мочить в сортире».
Владимир Путин.
Рейтинг взлетел. Страх работал.
Война — началась.
3. Подопытные кролики
Сентябрь 1999 года. Взрываются дома. Гибнут люди. Начинается вторая чеченская война.
14 сентября — первые авиабомбы по Грозному.
24 сентября — в Астане Владимир Путин произносит свою историческую формулу:
«Будем мочить в сортире».
30 сентября — российские сухопутные войска входят в Чечню.
А до этого был ещё один эпизод. Очень важный. И очень странный.
Рязань. 22 сентября.
Вечером этого дня жители дома №14/16 по улице Новосёлов заметили, как неизвестные таскают мешки в подвал. Подозрительных людей не удалось задержать — но мешки остались.
Содержимое — порошкообразное вещество. Прибывшие сапёры и эксперты установили: гексоген. Завели уголовное дело по статье «Терроризм». Машина, на которой приехали злоумышленники, числилась в угоне. В городе объявлен план «Перехват». Жителей эвакуировали. Полиция, прокуратура, ФСБ на ногах. Официальная версия: ещё один предотвращённый теракт.
Наутро в Рязань прилетели генералы из Москвы. И уже к вечеру всё изменилось.
ФСБ объявляет: это были учения.
Не гексоген — сахар.
Не террористы — сотрудники ФСБ.
Не попытка теракта — проверка бдительности.
Версия прозвучала абсурдно. Но именно она была объявлена официальной. Проблема в том, что она не выдерживает никакой критики. Вот почему:
1. Не было никакого плана учений
Учения подобного масштаба, особенно в жилом секторе, требуют предварительного согласования с местными властями и утверждённого плана действий. ФСБ отказалась предоставить этот план, даже через суд. Местные власти заявили, что не были поставлены в известность. Более того, губернатор Рязанской области Вячеслав Любимов 24 сентября официально подтвердил:
«Я ничего не знал о проводимых учениях».
Мэр Рязани Иван Маматов пошёл ещё дальше:
«Из нас сделали подопытных кроликов».
2. Начальник УФСБ в Рязани тоже был не в курсе
24 сентября, на следующий день после инцидента, генерал-майор ФСБ Александр Сергеев, начальник рязанского управления ФСБ, в интервью местной телестудии «Ока» честно признался:
«Никаких учений мы не проводили. Мы работаем по реальной угрозе».
3. Было возбуждено настоящее уголовное дело по статье «Терроризм»
ГУВД Рязанской области выдало ориентировку по фотороботам. Нашли автомобиль преступников. Он был угнан. Всё происходило в рамках реальной следственной и контртеррористической операции — вплоть до того момента, пока сверху не поступила команда «отыграть назад».
4. Экспертиза подтвердила наличие гексогена
23 сентября МВД РФ официально сообщило, что экспресс-анализ показал присутствие гексогена в мешках. Эта информация была оглашена на всю страну. А потом — резко исчезла. Как будто всё забыли.
5. После Рязани — ни одного нового взрыва
С 4 по 16 сентября по всей стране взрывались дома.
После инцидента в Рязани — всё прекратилось.
Почему? Если это была террористическая кампания — где продолжение?
Если враг готовил взрывы по всей России — почему после Рязани не взорвалось больше ни одного дома?
Утро 23 сентября 1999 года.
Дом по ул. Новоселов, 14/16. Люди в форме, ленты, техника. В воздухе тревога.
Позднее это утро назовут «разгаром учений».
Но тогда никто не знал, что это — конец серии взрывов.
И что страх уже сделал своё дело.
И что преемник уже стал «спасителем».
Странные слова, странное молчание
Во-вторых, официальная версия о «сахаре» в мешках появилась только спустя два дня — а до этого всю страну уверяли, что теракт в Рязани предотвращён.
23 сентября 1999 года.
Государственные телеканалы с утра и до вечера сообщали об успешной операции. Вот, например, «Вести» на РТР:
«Взрывотехники муниципальной милиции провели предварительный анализ и подтвердили наличие гексогена. Сейчас содержимое мешков отправлено в московскую лабораторию ФСБ для получения точного заключения».
Лента новостей пестрела заголовками: «Предотвращён новый взрыв», «Рязань избежала трагедии», «Угрозу удалось устранить». В информационном поле — полная картина реальной террористической атаки, сорванной усилиями полиции и бдительных граждан.
И вот — вечером того же дня, Владимир Путин, выступая перед журналистами, говорит следующее:
«Что касается событий в Рязани. Я не думаю, что это какой-то прокол.
Если эти мешки, в которых оказалась взрывчатка, были замечены — это значит, что всё-таки плюс хотя бы есть в том, что население реагирует правильно…
Мы благодарны населению за такую реакцию. Никакой паники, никакого снисхождения бандитам. Настрой — бороться до конца. До победы».
Что это было?
— Он прямо говорит, что в мешках была взрывчатка.
— Он благодарит людей за реакцию на террористическую угрозу.
— Он говорит, что это не прокол.
Но если это были «учения» ФСБ, как позже заявили —
почему премьер-министр ничего об этом не знал?
Почему он говорит про «взрывчатку», а не «сахар»?
И чей именно «прокол» он отрицает, если никакой ошибки, по официальной версии, не было вовсе?
Ответов — не последовало.
24 сентября 1999 года. Астана. Пресс-конференция.
Путин сидит перед журналистами в своём первом международном турне в статусе премьер-министра. В зале — западные корреспонденты, камеры, микрофоны. Ему задают вопрос о борьбе с терроризмом.
Он улыбается и произносит ставшую исторической фразу:
«Будем мочить в сортире».
Переводчик, не зная, что делать с этим выражением, отчаянно перефразирует:
«If we catch them in the toilet — they will die there.»
(«Если мы поймаем их в туалете, они там и погибнут.»)
Весь смысл хамской, нарочито уличной угрозы — теряется в переводе. Но в России её уже услышали. Миллионы. И поняли:
этот человек — не говорит, а действует.
Он не рассуждает — он «мочит».
В этот момент Россия сделала выбор.
Не осознанный. А испуганный.
Путин стал «своим» — не потому, что его выбрали. А потому, что других в кадре не осталось.
Версия «сахар» появилась слишком поздно
В-третьих, официальная версия о том, что в подвале дома в Рязани на самом деле был сахар, а не гексоген, — появилась только 24 сентября, спустя два дня после инцидента, когда удерживать реальность под контролем становилось всё труднее.
По информации из разных источников, к этому моменту местонахождение подозреваемых уже было установлено, а по одной из версий — двое из них уже были задержаны. И тогда встал самый неудобный вопрос:
что делать с «сотрудниками ФСБ», которых задержали как террористов?
Утром 24 сентября министр внутренних дел Владимир Рушайло, выступая на заседании по борьбе с организованной преступностью, официально заявил:
«Есть положительные сдвиги. Об этом, в частности, свидетельствует вчерашнее предотвращение взрыва жилого дома в Рязани».
Он даже поздравил коллег.
Звучало это как триумф — бдительные граждане, слаженные действия милиции, предотвращённая трагедия.
А буквально через полчаса на сцену выходит директор ФСБ Николай Патрушев — и резко меняет картину происходящего:
«Это были учения, которые проводила ФСБ для проверки бдительности населения».
Молниеносная смена версии.
Без объяснений.
Без извинений.
Без документации.
Без плана учений.
Без согласования с местными властями, которых в эти «учения» никто не посвящал.
Почему Патрушев сделал это заявление именно в этот момент?
Потому что в тот момент лгать дальше было уже невозможно.
Если бы вскоре выяснилось, что «террористы» оказались сотрудниками ФСБ, это бы вызвало шок и разрушило бы всю картину «чеченского следа».
Оставался только один путь: отыграть назад и объявить всё спектаклем.
Именно с этого дня в оборот и вошло выражение — «рязанский сахар». Символ абсурдной, пугающей, тщательно спланированной лжи.
Угон под грифом «учебно»
В-четвёртых, в распоряжении следствия оказалась машина, на которой «учебные террористы» прибыли к дому. Это были «Жигули-семёрка». Но вот незадача:
автомобиль оказался в угоне.
Что это значит?
Если речь действительно шла об официальных учениях ФСБ,
— зачем угонять автомобиль?
— Почему использовался транспорт, находящийся в федеральном розыске?
— Это тоже входило в сценарий?
— Или в программе значилось: «учебный подрыв жилого дома с элементами угона транспортного средства»?
Похоже, в этом «учебном театре» роль правоохранителей исполняли самые настоящие преступники.
Или наоборот — преступников называли «участниками учений», когда стало ясно, кто именно стоит за рулём.
Любые официальные учения силовых ведомств — особенно в гражданском секторе — не могут включать реальные уголовные преступления, такие как угон частного автомобиля. Это уже не имитация, а нарушение закона.
Но, похоже, в сентябре 1999 года закон стал декорацией.
А за кулисами шёл другой спектакль — операция по легитимизации власти и мобилизации страха.
Юмор по-черному. Через 15 лет
Прошли годы.
15 лет спустя, в 2014 году, партия «Яблоко» вышла на одиночный пикет в Москве.
Плакат: «ФСБ — за безопасность. Следующий взрыв — учебный».
Это был черный юмор, тонкая и страшная ирония над прошлым, о котором власти велели забыть.
Но память не взрывается.
Память не уходит в отставку.
Память хранит тот сахар, из которого делают страх.
«Вермишель» из гексогена
В-пятых, давайте ещё раз вернёмся к тому самому гексогену, который внезапно оказался то взрывчаткой, то сахаром, то снова государственной тайной.
24 марта 2000 года, спустя полгода после событий в Рязани, в эфире телеканала НТВ вышла программа, посвящённая этому делу. В студии присутствовали жильцы дома, представители правоохранительных органов и даже сотрудники ФСБ.
Выступал и Алексей Картофельников — тот самый человек, благодаря чьей бдительности не взлетел на воздух дом № 14/16 на улице Новосёлов. Именно он первым заметил подозрительных мужчин с мешками и позвонил в милицию.
Вот как он описал содержимое мешков:
«Это был желтоватый порошок, похожий на порезанную вермишель, как бы сечёную. Такой, знаете, скрученный, лёгкий…»
Журналисты и эксперты сразу обратили внимание:
никакой сахар так не выглядит.
Тем более — обычный кристаллический сахар, который есть в каждой кухне.
Но описание Картофельникова в точности совпадает с внешним видом так называемого чешуированного тротила — это разновидность взрывчатки, которая применяется в промышленном и военном деле. Он бывает плавленый (в блоках), а бывает — в виде мелкого пористого порошка, напоминающего именно то, что описал свидетель.
И это — не просто визуальные домыслы.
Сразу после обнаружения мешков, взрывотехники инженерно-технического отдела УВД Рязани, в том числе Юрий Ткаченко, провели экспресс-анализ. Результат: в мешках — гексоген, опасное взрывчатое вещество, используемое при подрыве зданий и в боевых снарядах.
Информация была официально озвучена МВД России и передана в СМИ.
На основании анализа было возбуждено уголовное дело по статье 205 УК РФ — «терроризм». Иными словами, никто не думал, что это «учения», «сахар» или «проверка».
Все реагировали как на реальную попытку массового убийства.
А потом — за одну ночь — всё переписали.
Вермишель — на сахар.
Гексоген — на легенду.
Уголовное дело — на «ошибку».
Террористов — на офицеров ФСБ.
Так выглядел старт «нулевых».
Эпоха началась со взрыва домов и ложи на всю страну.
Эпоха, где смерть мирных жителей стала способом прихода к власти.
Где «бдительность» народа использовалась как прикрытие.
А «гексоген» стал не только взрывчаткой, но и символом новой России.
А гексоген это мелкие прозрачные кристаллы, действительно напоминающие сахар.
Гексогеновая «вермишель» и статья 205
Возвращаясь к показаниям Алексея Картофельникова — бдительного жителя рязанского дома, предотвратившего катастрофу, — он в эфире НТВ подробно описал содержимое мешков:
«Жёлтый порошок. Похож на порезанную вермишель…»
Это не сахар.
Это — визуальное описание чешуированного тротила, одного из компонентов мощной взрывчатки.
И это не просто слова очевидца.
Экспресс-анализ, проведённый на месте сотрудниками инженерно-технического отдела УВД Рязани, показал:
в мешках — пары гексогена.
А это означает только одно: гексоген-тротиловая смесь, такая же, какая использовалась при взрывах домов в Москве — на улице Гурьянова и на Каширском шоссе. Та самая смесь, что превращала дома в пыль, оставляя после себя сотни погибших.
Учитывая это, рязанское УФСБ поступило по инструкции:
возбудило уголовное дело по статье 205 УК РФ — «Террористический акт».
Никаких «учений» в тот момент не было даже в намёке. Все действовали, как в условиях реальной боевой тревоги.
Но когда с Москвы поступила команда свернуть расследование и объявить всё «учебной тревогой» — началось массовое отступление от логики.
В эфире НТВ начальник рязанского управления ФСБ, генерал-майор Александр Сергеев, уже оправдывался и путался в формулировках. Он объяснял возбуждение дела так:
«Мы были вынуждены… Там же якобы гексоген… Нужно было перепроверить…»
Получилось неловко.
Фактически он подтвердил, что сам не знал о проводимых «учениях».
И что действовал, как при настоящем теракте.
То есть — именно так, как и должен был действовать, если бы речь шла не об инсценировке, а о реальной угрозе взрыва.
Так что же это за учения,
если:
- их не согласовывали с мэрией и губернатором,
- о них не знали даже в региональном ФСБ,
- по ним заводили уголовное дело по статье «Терроризм»,
- обнаруженные материалы были идентичны боевой взрывчатке,
- и всё это происходило на фоне реальных взрывов в Москве и Волгодонске?
Ответ очевиден:
это были не учения.
Это была часть сценария.
И Рязань — не случайность, а сбой в постановке,
где зрители вдруг заглянули за кулисы.
Когда террористами оказались коллеги
Генерал Александр Сергеев, глава рязанского УФСБ, действительно оказался в трудном положении. Он действовал строго по уставу: возбудил уголовное дело по статье «Терроризм», дал ориентировки, поднял город по тревоге.
А потом — выяснилось, что «террористы» оказались своими. Коллегами. Чекистами.
Неловко.
Смешно — если бы не было так страшно.
Спецоперация по спасению версии
Чтобы хоть как-то замазать пробоину в официальной версии, 22 марта 2000 года, аккурат перед президентскими выборами, ФСБ устроила специальную информационную операцию — под видом пресс-конференции.
Перед журналистами выступили бывшие командиры легендарных спецподразделений «Вымпел» и «Альфа» — Александр Герасимов и Сергей Зайцев. Их задача была проста: рассказать, что никакого гексогена не было, и закрыть тему Рязани.
Сергей Зайцев заявил буквально следующее:
«Злополучный сахарный песок, впоследствии названный некоторыми СМИ гексогеном, был куплен спецгруппой на местном базаре.
И посему никак не мог быть взрывчаткой.
Просто эксперты нарушили элементарные правила и воспользовались грязными приборами, на которых были остатки взрывчатых веществ от предыдущей экспертизы.
За такую халатность эксперты уже получили по заслугам…»
На первый взгляд — убедительно.
Но при ближайшем рассмотрении — фантастично.
- Никаких доказательств, что взрывотехники из УВД Рязани (в том числе Юрий Ткаченко) до этого работали с гексогеном и не чистили приборы — не представлено.
- Никакого дисциплинарного наказания или «по заслугам» — не последовало. Все участники остались на службе. Никто не был уволен, наказан или даже публично выговорен.
- Сам Ткаченко в последующие годы неоднократно подтверждал, что результаты анализа были достоверны, приборы — исправны, и гексоген был обнаружен.
Версия с «грязным прибором» быстро захлебнулась. В ФСБ о ней перестали упоминать. Настолько откровенно абсурдной она оказалась, что даже государственные СМИ предпочли просто замолчать тему Рязани, чтобы не ворошить лишнего.
Давление и молчание
А вот Юрию Ткаченко впоследствии пришлось заплатить за свою правду.
Декабрь 2001 года.
Спустя два года после инцидента. Давление, проверки, внутренние беседы.
Ткаченко был вынужден выступить с официальным заявлением, подготовленным «в интересах госбезопасности», где смягчил свои ранние показания. Не опроверг, не отрёкся, а смягчил — потому что иначе был бы уничтожен, как и многие, кто знал слишком много.
Так постепенно и складывался миф о «сахарном учении», в которое, по мнению ФСБ, должна была поверить вся страна.
И многие поверили.
Потому что страх — мощнее анализа.
Потому что выбор был между реальностью и тем, что по телевизору говорят.
Потому что гексоген плохо пахнет, а стабильность — сладко.сь. Через 2 года, в декабре 2001 г. Ткаченко заставили сделать заявление, что он вообще НЕ пользовался газоанализатором при экспресс-анализе. Т.е. пресс-службы МВД и телевидение (в т.ч. «Вести») просто пугали население рязанским гексогеном. Так интересней наблюдать за подопытными.
4. Группа Гочияева. Всё не так однозначно
Один из популярных контраргументов к рязанской истории звучит так:
«Ну да, с Рязанью всё мутно, может, и правда учения — под вопросом…
Но ведь взрывы в Москве и Волгодонске-то раскрыли?
Там же всё понятно: ваххабиты, чеченцы, исламисты. Террористы из банды Гочияева. Всё доказано, виновные осуждены!»
На первый взгляд — логично.
На деле — всё не так однозначно.
Да, в 2004 году Мосгорсуд действительно приговорил к пожизненному заключению двоих обвиняемых — Адама Деккушева и Хусейна Крымшамхалова.
Они признаны участниками так называемой «группы Гочияева», якобы причастной к организации взрывов в Москве и Волгодонске в сентябре 1999 года.
Однако при ближайшем рассмотрении эта версия начинает трещать по швам.
Кто такой Гочияев?
Ачемез Гочияев — человек, которого ФСБ назвало организатором серии взрывов.
Он якобы арендовал помещения, где хранились взрывчатки, координировал действия исполнителей и затем исчез.
По официальной версии — в Чечню, по неофициальной — в никуда.
До сих пор он не найден, не арестован, не ликвидирован, не допрошен, не подтверждён никакими видеоматериалами или прямыми свидетельствами участия.
Никаких убедительных доказательств его существования в роли главаря нет.
Только слова следствия и обвинительные заключения на его имя.
Свидетель-невидимка
Журналист и депутат Сергей Юшенков, впоследствии убитый в 2003 году, пытался расследовать роль Гочияева в этой истории. Он утверждал, что Гочияев сам звонил журналистам и заявлял, что его подставили, что помещения он арендовал по просьбе знакомых, не зная, что туда привезут.
Есть доказательства, что он предупреждал о будущих взрывах, например, в Волгодонске — за несколько дней до трагедии.
Если это правда — то это не организатор, а невольный свидетель или использованная фигура.
Суд — без вопросов
Сам суд над Деккушевым и Крымшамхаловым был закрытым, без независимых наблюдателей, без допуска журналистов и правозащитников.
Показания о пытках, выбитых признаниях, не рассматривались.
Государственная машина просто закрыла дело, приписав всё удобной «группе» с чеченскими фамилиями.
Но даже в этом контексте нет доказательств, что именно эта группа была связана с гексогеном, Рязанью или координацией взрывов в разных городах одновременно.
Слишком слаженно, одновременно, синхронно, профессионально — для случайных фанатиков на раздолбанной «Газели».
Что с Волгодонском?
Наконец, один простой вопрос:
если взрывы были делом банды Гочияева,
если их арестовали,
если это были реальные террористы,
— почему взрывы прекратились сразу после провала «учений» в Рязани,
— ещё до ареста Деккушева и Крымшамхалова, который произошёл спустя годы?
Почему теракты прекратились не после «задержаний», а сразу после того, как в Рязани всех застали на месте преступления — и подняли тревогу?
Этот временной разрыв — самое сильное доказательство, что вся серия была централизованной операцией, а Гочияев и его окружение — козлы отпущения, удобные для красивой статистики и телевизионных побед.
История с «группой Гочияева» — не ответ.
Это ширма, за которой по-настоящему страшно.
Взрывы без гексогена. Террористы без суда
Как бы ни старались власти представить дело закрытым, вопросы к «группе Гочияева» остаются — и множатся.
Да, Деккушев и Крымшамхалов были осуджены в 2004 году.
Да, они признали, что взорвали дом в Волгодонске.
Но даже они утверждали: в Москве не были, в столичных терактах не участвовали.
По их словам, в Москву поехали другие:
Ачемез Гочияев, Батчаев, Сайтаков и Абаев.
Однако:
- Ни один из них не предстал перед судом.
- Гочияев якобы скрылся за границей и «исчез».
- Остальные трое — убиты: в Чечне или «при задержании».
- Свидетелей их участия — нет.
- Доказательства — только слова тех, кто уже сидел в СИЗО.
14 тонн взрывчатки на глазок?
По версии следствия, изложенной в приговоре, в начале августа 1999 года Деккушев и Крымшамхалов в посёлке Мирный (Ставропольский край), в арендованной хозпостройке, вручную изготовили 14 тонн (!) самодельной взрывчатки.
Смешали в бетономешалке (!) аммиачную селитру, алюминиевую пудру и сахар. Расфасовали в 280 мешков, из которых 10 тонн повезли в Москву, а 4 оставили для Волгодонска.
Проблема — в деталях.
- 14 тонн кустарной взрывчатки — это фантастическое количество. Где материалы? Где следы закупки? Где логистика, транспортировка, места хранения?
- На месте московских взрывов (ул. Гурьянова и Каширское шоссе) были найдены следы не самодельной взрывчатки, а именно гексогена и тротила — военного, заводского производства, с характерными примесями, химическим составом и стойким запахом.
- Как сочетается официальная версия о самодельной взрывчатке с данными судебной экспертизы, которая прямо указывает на взрывчатку армейского типа?
Ответ: никак. Версия рассыпается, как панельная девятиэтажка после взрыва гексогена.
Кто сдавал подвал — Гочияев или кто-то другой?
Есть и нестыковки с показаниями свидетелей.
Например, Марк Блюменфельд, предприниматель, сдавший террористам подвал на улице Гурьянова. Он утверждал, что человека, который арендовал помещение, он узнал — но это был не Гочияев.
«На допросе в ФСБ меня настоятельно просили опознать Гочияева по фотороботу», — рассказывал он.
Но, по его словам, помещение снимал другой человек.
То есть Гочияева «вписали» в дело задним числом?
Гочияев, Королёва и странный побег
Наконец, обстоятельства исчезновения самого Гочияева — загадка на грани детектива.
Известно, что в Москве он жил у своей подруги — Татьяны Королёвой, риэлторши, которая помогала ему снимать помещения под склады.
После второго взрыва в Москве (Каширское шоссе, 13 сентября), оперативники в ночь на 13 сентября ворвались к ней с обыском.
Но Гочияева там уже не было.
Он успел скрыться за считаные часы до прихода силовиков, и — по версии следствия — заложить ещё одну бомбу, после чего исчез навсегда.
А Королёву, вместо ареста, отпустили. Позже она исчезла в Чечне.
Как так?
Вся страна охвачена паникой, десятки убитых, а ключевых фигурантов — просто отпускают?
Много вопросов — и ни одного ответа
- Почему Гочияев знал, когда исчезнуть?
- Почему его не взяли, если знали, где он живёт?
- Почему не арестовали Королёву, соучастницу, если она знала, кто, где, зачем?
- Почему ни один из четверых «московских подрывников» не был судим или даже допрошен?
- Почему следствие не выяснило, чем именно были начинены мешки, если на месте были гексоген и тротил, а не селитра и сахар?
Литература, которая не простила
Всё это — и многое другое — стало основой для независимых расследований и книг.
Наиболее известная из них — «ФСБ взрывает Россию», написанная Александром Литвиненко и историком Юрием Фельштинским.
Книга вышла в 2001 году.
В ней — документы, показания, расследования.
В ней — прямая гипотеза: теракты сентября 1999 года были организованы самой ФСБ с целью создания атмосферы террора и приведения к власти Владимира Путина.
Литвиненко был убит в 2006 году в Лондоне, полонием.
ФСБ не простила.
С тех пор прошло более 20 лет.
Но вопросы остались.
И официальные ответы, как и прежде,
не объясняют самое главное.рещенная к изданию и ввозу в РФ.
Вот финальная часть, оформленная в стиле мощного эпилога — с публицистической силой, исторической обобщённостью и эмоциональной кульминацией:
5. Эпилог. О роли личности в истории
Кто бы ни стоял за взрывами домов в сентябре 1999 года — ФСБ, чеченские боевики, или, что наиболее вероятно, их скоординированные действия, — результат был достигнут.
Напуганный, потрясённый, обездвиженный страхом российский обыватель сделал то, что от него ждали.
Он поддержал войну.
Он принял Путина.
Он воспринял силу как защиту, а террор — как повод к «решительным мерам».
Страна, которая ещё вчера не желала воевать,
сегодня требовала крови.
Страна, мечтавшая о мире,
стала соглашаться на войну — лишь бы было «как при Путине».
2015. Повторение приёма
Но история не закончилась в 1999-м.
Через 15 лет — в 2015 году,
когда последствия путинской экономической политики привели Россию в глубокий кризис,
когда зарплаты опустились до уровня Румынии,
когда падает рубль, инвестиции, доверие, —
народ снова получают инъекцию страха и «величия».
Сирия. Террористы. Удары ВКС. Победа.
На деле — вовлечение России в чужую религиозную войну между суннитами и шиитами,
на стороне шиитов (в лице режима Асада), к которым Россия никакого отношения не имеет.
Русские — не шииты и не сунниты. Но русские — удобный ресурс. Солдаты, техника, бюджеты, гробовые.
Война ради пиара. Пиар на крови.
Испытанный приём.
Работает.
А был ли Ельцин «обманут»?
Любимая байка — что Борис Ельцин просто не разглядел, кого приводит к власти.
Не понял, что за человек — этот вежливый, пунктуальный, серый чекист Володя.
Если бы понял — «никогда бы не назначил».
Но это — миф, созданный для самооправдания.
Это — красивая легенда о том, как великий реформатор ошибся в человеке.
На деле же, всё было иначе.
Путин — не случайность.
Путин — не ошибка.
Путин — логичное следствие.
Он — естественное продолжение системы, выстроенной Ельциным:
- система олигархии и вседозволенности,
- система отсутствия ответственности,
- система, где силовики всё чаще подменяют суд, право, общество,
- система, в которой сила — важнее закона, а телевизор — важнее совести.
Путин не «обманул» Ельцина.
Он его продолжил. Только без демократических декораций.
Итак…
Сначала были взрывы домов.
Потом — война.
Потом — власть.
Потом — ещё войны, ещё страх, ещё кровь.
Так начиналась эпоха Путина.
С гексогена. С лжи. С Рязани.
И эта эпоха продолжается.
Потому что страх всё ещё работает.
Потому что война — лучший способ остаться у власти.
Потому что Россия так и не вышла из 1999 года.
Ну воспользовался бы Владимир Спиридонович Путин в 1952 г. тем, что ему предлагают переслать? — И что Ельцин и его клан не искали бы преемника, который гарантировал бы им безопасность и сохранность капиталов? — Искали бы. И нашли бы, не того, так другого.
Режим Ельцина в 1990-е уже был достаточно авторитарным и коррумпированным, при нем уже были массовые фальсификации выборов (в 1996 г.), при нем в Петербурге (и не только) власть уже срослась с бандитами. Из одной такой региональной ОПГ и вышел Путин, который развил всю эту систему дальше, вывел на новый уровень. Это была логика процесса. Коррумпированный режим не может быть демократичным, он рано или поздно придет к диктатуре. Если его не остановит народ. А народ не остановил.
С другой стороны, Борису Николаевичу все-таки можно попенять. Из всех региональных ОПГ он выбрал одну из самых гнусных — питерскую уголовно-чекистскую клоаку, со дна которой зачерпнул Путина, воспитанника подворотни и советского КГБ. Еще бы Цапка преемником поставил…
Из воспоминаний Юрий Фельтишинского, друга Бориса Березовского:
«Как-то Борис сказал:
— Знаешь, мы, кажется, нашли человека, которого будем делать президентом. Ты и не слышал о нем, небось. Путин. Знаешь, мне «наши» — Абрамович, Юмашев, Волошин — поручили с ним подружиться. Я попробовал — и не могу, мне с ним скучно. Не могу себя заставить. Вот Рома в этом смысле абсолютно незаменим…»
Мы, кажется, нашли человека, которого будем делать президентом… Долго искали, Борис Абрамович?
Абсолютно.
Не скучно — это мягко сказано.
Это трагикомедия масштаба государства,
где каждая новая серия — смесь абсурда, чёрного юмора и драмы,
где шапито, чекистская опера и уголовный театр слились в один бесконечный сериал.
И чем дальше —
тем, действительно, веселее.
- Где ещё президент сам себе задаёт вопросы и сам же отвечает?
- Где ещё официально заявляют, что в подвале был «сахар», а по телевизору показывают руины?
- Где ещё можно мешать вермишель из тротила, продавать народу стабильность на гексогене, а потом брать кредит у китайцев, чтобы проводить «форум многополярного мира»?
Скучно? Нет. Это — русская политическая классика.
Чем абсурднее — тем правдоподобнее.
Чем страшнее — тем громче аплодисменты.
Потому что в этом спектакле зал давно слился со сценой.
И каждый — уже актёр.
Осознанный. Или просто не в курсе.
Добро пожаловать в вечный 1999-й.
Веселимся дальше.
ГУЛАГ Путина 